На практике, для того чтобы реализовать эти воззвания, Irrational вводят две уникальные игровые механики. Во-первых, тут имеется концепция плазмидов — различных инъекций «Адама», которые даруют вам сверхспособности. Выглядит это довольно дико: прямо посреди боя главный герой извлекает из кармана шприц с фосфоресцирующей жидкостью и вводит препарат в вену, после чего начинает происходить страшное. Рука чернеет, покрывается волдырями и язвами, из которых вырывается рой управляемых насекомых. Или замерзает, давая охлаждающий эффект. Полный список плазмидов держится разработчиками в секрете, так что информацию приходится выуживать по крупицам. Точно известно, что имеется плазмид, активирующий телекинетические способности героя: вы получаете возможность передвигать и разбрасывать объекты на расстоянии. Имеются также пирокинез (воспламенение объектов на расстоянии), заморозка, уже упомянутые пчелы и прочие атакующие инъекции. Это все понятно и, в общем-то, прогнозируемо.

Но вот что действительно интересно: некоторые плазмиды позволяют, к примеру, стравливать между собой двух монстров. Другие делают вас невидимым. Третьи на время прибавляют скорости. Четвертые временно камуфлируют героя таким образом, что враги принимают его за своего. А теперь вернемся к пресловутому выбору. Благодаря концепции «плазмидов» любая, самая незначительная ситуация в игре может быть разрешена множеством способов. Вы можете перепрограммировать охранную турель, чтобы она перестала по вам стрелять и открыла огонь по врагам. Вы можете вколоть себе ускоряющую инъекцию и пробежать мимо опасности. Вы можете, наконец, разломать трубу над турелью, пустить воду и, выстрелив электрический разряд в лужу, закоротить установку.

И вот здесь Irrational вводят еще одно уникальное понятие, которое Левайн называет «экологией AI». Играя в любой традиционный шутер, мы привыкли к двоичной системе мира: персонажи вокруг вас — или враги, или дружественные NPC. Третьего не дано. BioShock предлагает куда более сложный взгляд: во-первых, жители Rapture регулярно воюют между собой за «Адам». Во-вторых, они состоят в сложных отношениях друг с другом. Гигантский монстр в непроницаемом костюме (Big Daddy) никогда не нападает первым, его главная цель — охранять маленькую девочку, которая извлекает из трупов заветные стволовые клетки. Соответственно, если вам удастся натравить на ребенка какую-нибудь полоумную женщину в вечернем платье (есть и такие), можно избавиться ото всех монстров разом. Мало того, некоторые плазмиды наделяют главного героя внешним видом собирателя «Адама», так что при должной сноровке вы со временем можете превратить своего персонажа страшно сказать во что.

И так повсюду. Охотно демонстрируя пятнадцатиминутное видео из BioShock, Левайн не устает подчеркивать, что все происходящее на экране — чистый, незаскриптованный геймплей и при следующем запуске ситуация могла сложиться абсолютно по-другому. «Мы ведь как привыкли сражаться с боссами, — продолжает Кен сеанс разоблачений. — Нашли слабую точку на голове, пятнадцать раз запрыгнули на нее, выстрелили куда надо — и все, привет. У нас же совершенно другая ситуация. Каждая стычка — это такой мини-босс, вызов вашему воображению. Повторяющихся ситуаций нет в принципе, в BioShock практически невозможно предсказать, что произойдет дальше».

В предыдущем абзаце сосредоточен принципиально иной взгляд на пресловутый nextgen. Когда во главу угла ставится не новая графика, а новый уровень свободы — это уже как минимум интересно. Высказывания Левайна звучат, конечно, весьма неоднозначно, но между нами говоря, хочется уже прекратить забавляться в декорациях и почувствовать себя наконец в осязаемом мире, которому можно верить. И если у BioShock это получится, то мы даже боимся представить себе последствия для индустрии.